К третьему кабинету натюрморты и гипсовые головы намозолили мне глаза. По словам преподавателей, на одну постановку - так называют натюрморт - уходит от 12 часов. Я представляю, как полуживие ученики и ученицы рисуют одну постановку за другой, и все они похожи на те, какие рисовали в предыдущие годы. У меня возникает вопрос: учитываются ли в программе школы современные тенденции в искусстве. Преподавательница улыбается и смеётся. Но, кажется, она задумалась: "Современные тенденции в искусстве, они... - тут она делает паузу, - не учитываются. Не то что бы учитываются. У нас есть определённая академическая программа. У нас школа. А то, что там уже вне школы, то пожалуйста". Потом она начинает углубляться в программу - рассказывает про то, как она усложняется и как добавляются часы, гипсовые головы и триптихи.
К этому моменту я чувствую не только стену, отделяющую меня от юных художников, но и стену, отделяющую меня от этой школы. Дело в том, что если меня просят рассказать о себе, я всегда говорю: "Я из музея соверменного искусства". Уже четыре года я бываю там почти каждую неделю, иногда - каждый день: помогаю, участвую в выставках и образовательных программах. Но в художественной школе №2 я рада, что меня ничего не спрашивают: я почти боюсь, что этот факт раскроется. В царстве академического искусства я - партизанка искусства современного.
Сотрудница школы показывает нам выставку ученических работ. Среди них - декоративные, не совсем реалистичные натюрморты. Она презентует их как шаги в сторону супрематизма, но признаётся, что "супрематизм - это новая тема" для их школы. В моей голове супрематизм уже давно пылится на полке - ему больше ста лет.
На встрече мы узнаём, что Эльвира Равилевна разделяет себя-художницу и себя-преподавательницу: "Тут всё по правилам, а там нужно вопреки". Она говорит, что зрители не должны видеть пот и кровь художника - а я думаю о том, что у современных художников сами пот и кровь часто становятся искусством. Эльвира Равилевна говорит о мастерстве и навыке - а я думаю о том, как за последние сто лет художники деконструировали эти понятия до основания. "Художник должен нести позитив", - считает Эльвира Равилевна, пока современные художники несут всё, что хотят - и я вспоминаю о том, как мне это нравится. Но мне нравится и Эльвира Равилевна: её слова о созидании, вдохновении и жизненном пути, рассказы о её собственных учителях, о том, как она жила около Егошихинского кладбища и собирала там землянику, мечтала стать директором кладбища, о том, как она рисовала по воспоминаниям дом своего детства, который снесли сорок лет назад.
Где всё-таки художницы - здесь или где-то ещё? Я выхожу из школы и вспоминаю слова Эльвиры Равилевны: "Тут всё по правилам, а там нужно вопреки", вспоминаю ряды мольбертов и воображаемую стену между юными художниками и юными корреспондентами.
Пока мы одеваемся в холле, моя подруга выражает несогласие с тем, что художник должен нести позитив. Она говорит: "Я хочу нести негатив". Я думаю: художники всё-таки ничего не должны. А пока мы думаем, пишем, задаём вопросы и застёгиваем куртки, чтобы выйти из школы, десятки карандашей и кисточек изображают натюрморты и композиции - и, кажется, не собираются останавливаться.